Мы летели спасать живых...

Уже четверть века ежегодно в начале зимы над Арменией плывет Реквием. 7 декабря. Лишь при одном упоминании этой даты кадры хроники человеческой памяти мгновенно восстанавливают в сердцах миллионов людей детали и ужас катастрофы, похоронившей 25 тысяч жизней, покалечившей 140 тысяч людей, полностью разрушившей Спитак и 58 сел республики, выведшей из строя многочисленные дороги и школы, фермы и заводы, больницы и фабрики, 300 населенных пунктов – весь север, то есть треть страны с ее мощнейшими научными и промышленными центрами – Гюмри и Ванадзором.

Эта катастрофа, смягченная состраданием, соучастием и непосредственной помощью со всего мира, а, главное, действительно братских республик тогда еще целостного СССР (без ликующего Азербайджана), была осознана и осмыслена в Армении как принципиальная и масштабная, комплексная и детализированная задача. Задача по возрождению. Предстояло не только восстановить зону бедствия – жилье, социальную инфраструктуру, производство, но и вернуть в жизнь переживших библейский ужас людей, потерявших близких, кров, работу, родное село или город.
Удалось это сделать в полном объеме или нет – тема не сегодняшняя, да и не наша. Сегодня речь о другом – об эмоциях, сопереживании, воспоминаниях.

Воспоминания, воспоминания… Воспоминания тех темных и холодных годов. Трудно представить, что с тех пор прошло уже 25 долгих-долгих лет, ведь в памяти те события так ярки, словно все это было вчера...

В тот страшный декабрь 1988-го в зону бедствия прибывали тысячи спасателей, волонтеров, горящих лишь одним желанием – по мере сил помочь потерпевшим бедствие. Они приезжали по своей инициативе и сразу же включались в работу.

И живые свидетельства очевидцев и участников тех суровых дней в наши дни приобретают особый смысл. 

В числе волонтеров вместе со своими коллегами на разборы завалов в Зону ездил и Оксен Григорян, водитель одного из заводов Абовяна. Вот как он описывает события тех дней.

Солнечным и ясным было утро того дня, и даже не типичным для погоды в декабре. Дня, как потом выяснилось, поделившего жизни сотен тысяч людей на «до» и «после». В тот день землетрясение погубило судьбы сотен и тысяч людей на армянской земле. Дрожь земли в течение тех нескольких секунд перевернула наши сердца, наши души, наши дома.
И хоть мы жили достаточно далеко от эпицентра землетрясения, но волны его колебаний отчетливо ощущались и в высотках Абовяна, особенно на последних этажах зданий. Прижимая ребенка у груди, я смотрел по углам комнаты, лихорадочно соображая, когда же прекратится эта вибрация, эта дрожь.

На улице я, как и многие, оказался, лишь когда перестали дрожать стекла в серванте да пол под ногами – из опасения оказаться запертым в лифте или в завале лестничного пролета. Все, с кем довелось общаться, были обескуражены, и никто не знал точно, что произошло – еще свежи были в памяти полеты и взрывы ракет во время летнего пожара на артиллерийских складах. Правда, все сходились в одном – это землетрясение, что вскоре по радио и подтвердили.
И лишь спустя несколько часов мы узнали полную и ужасающую картину произошедшей трагедии: разрушены два крупнейших города республики Ленинакан и Кировакан, полностью стерты с лица земли Спитак, десятки небольших городков, сотни поселков и сел, оказавшихся в зоне бедствия! До сих пор в ушах стоят вой сирен и гудки проезжающих по улицам автомобилей: таким образом потрясенные случившимся люди выражали свою боль, обиду, возмущение – за что?

«Братья и сестры! Нет больше многих наших цветущих городов и сел. Крепитесь сердцем и духом, будьте едины – только так сможем мы противостоять этому испытанию!» – так начинались многие передачи на нашем телевидении и по радио. По улицам ездили автомашины с мегафонами и призывали добровольцев на ликвидацию последствий катастрофы.

... Дороги на Спитак и Ленинакан были запружены машинами, автобусами, техникой – люди ехали на помощь, сердца были переполнены желанием внести свою лепту в поиск и, возможно, спасение пострадавших. Уже на второй день после трагедии въехать в Спитак было невозможно – в город пропускали только технику, машины оставляли на отведенных местах, дальше шли пешком. Над городом висел дым, повсюду штабелями и вразброс лежали гробы. Убитые горем люди блуждали в развалинах, звали родных и близких, прислушивались – не ответит ли кто. Отчаявшись, подходили к извлеченным из-под обвалов трупам, многие опознавали своих родственников или соседей, знакомых и, в бессилии обхватив голову руками, скорбили об утрате.
Нам, приехавшим на помощь, выделили определенные участки, и мы, в стремлении спасти хоть одну живую душу из-под завалов, помогали их разбирать, расчищали, растаскивали обломки. Из каменного и железобетонного плена полуразрушенного здания швейной фабрики удалось спасти значительное число пострадавших. И не было предела всеобщему ликованию, когда освобожденный из капкана смерти человек еле слышным от слабости голосом умудрялся что-то выговорить!

Рядом с развалинами фабрики высилась мрачная, беззвучная гора из обломков. Из-под других развалин периодически доносились голоса, а эти были опутаны гробовым молчанием. От этого становилось жутко, закипали мозги, и кровь стыла в жилах – ведь это были развалины школы! Еще недавно звонкоголосый, жизнерадостный мир детей превратился в безмолвный погребальный холм...

Среди прибывших в Зону были также члены Альпклуба МИФИ. Один из них, Андрей Петров, вел ежедневные записи, небольшой фрагмент которых мы предлагаем вашему вниманию.

11 декабря 1988 года, Ленинакан, улица Ленинградян, 9.
Быстро стемнело. Наши палатки во дворе Межрайонного института повышения квалификации учителей растянуты на туфовых блоках от обвалившихся стен верхнего этажа. У входа скрюченный под плитами, раздавленный “Москвич”. Наш объект работы почти не виден в темноте через дорогу. Это дом по адресу Ленинградян, 9, четырехэтажка сиреневого туфа, превратившаяся в пыльную груду развалин.
Приехали, выгрузились. Уже рассвело. Наспех поставили палатки во дворе, подальше от полуразрушенного дома. Переоделись. И пошли через дорогу. Многие надели альпснаряжение, страховочные пояса, но это оказалось не нужно. Надо просто разбирать развалины. Дом был старый, раствор слаб. Туфовые стены развалились на пыльные обломки. Все четыре этажа лежат на первом. Плиты перекрытий двух этажей лежат друг на друге. И вдруг осознаешь, что там, между ними, люди. Бродят вокруг отрешенные родственники. Женщины в черном почти не плачут.

– Ой, не кидайте сюда. Там лежит мама.
– Я вытащил жену. Сын вот здесь, жив. Еще сын – отвез в госпиталь вчера. Там дочка, семь лет. Она еще вчера звала – папа, папа!

Город обесточен. Нет воды, ее привозят. Техники мало. Вступает в дело бульдозер, потом экскаватор и постепенно работа идет. Много армян. Местные жители и приезжие упорно разбирают развалины с самого начала катастрофы. Не первый день, как мы. Кран помогает стащить балки перекрытий. Попадаются вещи, одежда. Чудом уцелевшие кофейные чашечки, сделанные с армянским изяществом. Звякает железо. Новая целая сковорода. Рядом сплющенные кастрюли. Детская книжка, тетради. Отец со слезами прижимает к груди цветное фото, найденный альбом.
Среди нагромождений появляется ход вниз, в глубь дома. Мы выбираемся наверх. Пока намечаем новую цель осмотра, что-то произошло – упали какие-то вещи с соседнего дома. Армяне бросились с развалин вниз, во двор, подальше от стен – и замерли, озираясь. Возможно, произошел очередной толчок, небольшой силы. Люди долго стоят поодаль, как столбы, и не помышляют вернуться на развалины. Это какой же в них страх должен быть. Приехала “скорая” – как у вас, все в норме, в обморок не упал никто? Давайте спирту нальем, выпейте. Не хотите? Что, серьезно не будете? “Скорая помощь” уехала и больше не появлялась. Отказ от спирта их поразил, что ли? Поняв, что армяне скоро к раскопкам не вернутся, мы продолжили работу. Каждый обломок, летящий вниз, дает облако пыли. Пыль везде, она оседает на одежде, на губах и вскоре все приобретает вкус пыли. Стены этого дома были слабы и при разрушении охотно превращаются в пыль.

Пришли другие армяне. Они уводят нас по очереди, по три человека от развалин, заводят в автобус, кормят и наливают коньяку. Это из Еревана приехали сотрудники института на воскресенье и помогают, чем могут. Дали нам трехлитровую банку с соком. После двух пошел дождь. Все промокли, но стало меньше пыли. Ближе к вечеру показался рояль. Еще звенят струны, отзываясь на прикосновение к клавишам, но на нем каменное крошево под вставшими на дыбы плитами. У телевизора цел кинескоп, он не разбивается, даже когда его швыряют в груду обломков. Лезем в щели, находим под завалом ходы в квартирах, но живых никого нет. Соседи извлекли троих. По словам жильцов, еще 7-10 человек под обломками. В одном месте запах был от сгнившего в холодильнике мяса. День идет к вечеру. Разобрали два этажа, но девочку не нашли. Все благодарят, предлагают еду, водку, дарят сигареты. После ужина пошли продолжать, но механизмы уехали, а без них много не натаскаешь. Воды нет. Уже в сумерках отправились искать воду. В городе солдаты ходят по два-три человека в бронежилетах с резиновыми дубинками. Армяне говорят, что солдат у них не трогают. Вышли на площадь, как нам показали, здесь с машин раздавали бесплатно пайки, хлеб. Спины и шеи болят у всех, ноги и руки гудят, все в пыли. Протерли лица влажными тряпками. Мы уже сутки на ногах.

У костра обсуждаем находку – будильник, показывающий 11.41 – это время толчка.
Ковры, скарб люди уносят в частные дома. В многоэтажках не живут. От некоторых из них остались стены. Однако отель на площади Звезды цел. В сувенирном магазине горит много свечей. Узлы с вещами на улицах. Лежат матрацы. Местами валяются чемоданы. Жизнь брошена под откос. Люди живут под небом или в палатках. Одну палатку мы дали жителям. А наши соседи поселились в одноэтажке – контора, машинки, бумаги. Надо спать. Завтра все с начала...

13.12.88. Вчера долго говорили, писать не было желания. Разбирали “наш” дом. Одна половина его рухнула, другая цела. Точно такой же дом рядом, по адресу Ленинградян, 7, его разрушенная половина обращена к нам. Там копается другая группа. По-видимому, особенности почвы или концентрация волн землетрясения разрушили почти смежные части этих домов. Утром ближе к целой части нашли двух женщин. Потом мы долго разбирали комнату в центре со двора. Работали бульдозер и кран – лучше вчерашнего, хотя тот же, на основе КамАЗа. Стащили с крыши спрессованные плиты. Вскоре показалась рука, потом голова женщины с проседью. Долго осторожно обкапывали, разбирали блоки, таскали крошево тазами и ведрами. День был хороший, холодный – мороз ощущался сразу, когда прекращаешь работу. Вода замерзла. Мы обвязали лица белыми лоскутами, пропитав их вонючим лосьоном. Женщину придавило дверью, и она лежала, подогнув колени, на животе. Когда тело очистили, вытащили ее под руки. Она была в шерстяной кофте и юбке, в общем, без видимых повреждений. Положили одеяло, перевернули на него лицом вверх – сразу резанул запах, даже сквозь наши лоскуты.
 Нашей задачей стал поиск погибших. Хотя мы летели сюда спасать живых...

Как такое забыть?! Да и можно ли вообще?..